Лес больше не молчал.
Насмешливая угроза звенела в его кронах, торжествующая и уверенная; лес знал, что захватчикам больше не оставаться безнаказанными, что идет нечто, что раздавит их в пыль и прах, и от этого не скрыться — потому что каждый лист и каждая ветка выдаст врага.
— Мы почти у цели, — выдохнул Левре. — Монна, стоит замедлить бег… Нас слишком легко обнаружить.
Тень послушно свернулась у ног. Замерли мертвые лошади, одновременно наклонили головы. Хараш приняла руку Левре, который помог ей сойти с седла — своего тела женщина почти не чувствовала. Им удалось лишь немного отдохнуть за время переправы, где перепуганная команда моряков гнала свое судно к Хайеверу, постоянно оглядываясь на застывших на палубе мертвых коней, от которых несло гнилью и тленом.
Отряд Хараш покрыл расстояние от Минратоуса до Отурана всего за девять дней.
Армии шли туда месяцами.
Беззвучно заплакал от ноющей боли Танор, и Кордак молча подхватил его на руки. Хараш в который раз выругала себя за непредусмотрительность: теперь Левре в одиночку должен был прикрывать их всех, что существенно усложняло задачу.
«Впрочем, — мрачно подумалось магистрессе, — настало самое время проверить, чего стоил мой ранг в Сенате».
Она не была боевым магом, но и чары духа способны на очень многое.
Тень выдохнула и успокоилась. Кони, словно подкошенные, рухнули на траву — демоны Гнева ушли из их тел, теперь уже окончательно расплатившись за кровь. Хараш заставила себя распрямиться и кивнуть ожидающему Левре.
— Веди.
…Только бы ты был жив, только бы ты был жив — мне ничего больше не надо на самом-то деле, только узнать, что этот безумный сон был всего лишь кошмаром, что сейчас ты удивленно вскинешь бровь, увидев меня, и шагнешь навстречу…

Они спускались к Отурану. Огибая зловеще шептавшиеся над их головой сильваны, скользя вдоль одному Левре видимой тропы, упрямо держась заветного курса.
Хараш чувствовала: осталось уже совсем немного.
— Монна, — предупреждающе прошелестел телохранитель.
Она уже увидела сама.
Трупы лежали повсюду, не узнать их было невозможно — элитные воины Саар-То, которых настигла гибель в нескольких шагах за стенами Отурана. Крепость высилась совсем рядом, несломленная и пугающая.
И страшно, невозможно молчаливая.
Кордак, помешкав секунду, опустился рядом с павшим воином на одно колено, осторожно перевернул его на спину. Провел пальцами по оказавшейся смертельной ране, задумчиво качнул головой.
— У хасиндов зазубренные лезвия, они выдирают плоть, а здесь совсем не так. Это не войска Клейна и не лесные лучники — кто-то новый.
Хараш ощутила, как боль ударила снизу, ледяным жгутом стянула сердце.
— Быть может, остался кто-то живой…
— Быть может, — неожиданно ровно согласился Левре. Неторопливо распрямился. — Вот только я не думаю, что это друг. Магистресса не успела заметить скользяще стремительного движения — лишь сверкнуло острейшее лезвие, поймав луч восходящего солнца. А в следующую секунду уже горел клинок Кордака, невесть как оказавшегося по правую сторону Хараш.
— Стельв, — прошептала женщина.
Второй-из-Круга выронил арбалет и вцепился непослушными руками в кинжал Левре, вошедший ему в живот по самую рукоять. Покачнувшись, тяжело осел на колени — в его глазах, устремленных на Хараш, блестела боль.
— Он мертв, — хрипло выдохнул офицер. — Он мертв, а Геторм сошел с ума. А Эскар забрал доспех себе… Забрал себе…
Мертв.
Хараш не поняла, как оказалась рядом, как судорожно вцепилась ему в волосы, вынуждая запрокинуть голову и встретить ее взгляд. В карих глазах, уже подернувшихся пеленой смерти, плясала тень безумия.
— Предатель! — выкрикнула женщина. Ветер в кронах взвыл громче, вороны отозвались захлебывающимся граем. — Тварь, как ты мог предать его?!
…Ты знаешь, как.
Стельв мотнул головой, оставляя в ее руках клоки волос. Закашлялся, засмеялся, давясь собственной кровью.
— Он поет… Поет… Серебряная броня… не должна достаться Эскару… Я должен забрать…
Пламя потекло с рук Хараш, непрощающее пламя Тота — и умирающий захрипел и выгнулся от нестерпимой боли; огонь пожирал его до костей, огонь залил вены вместо крови, огонь-огонь-огонь…
Магистресса распрямилась, безучастно взглянула на корчащееся в последней агонии тело, некогда бывшее доблестным офицером Круга.
— Не достанется.
Никому она не достанется.
Лишь одному человеку на земле был предназначен этот доспех, лишь для него одного заплачена была цена из крови и магии. И те, кто посмел поднять на него руку, сгорят в огне, и не будет пощады, никому не будет пощады…
Хараш выдернула чуть потемневший от пламени кинжал, развернулась к Левре, подавая ему клинок. Телохранитель молча взглянул на нее.
— Аларик мертв, — ровно произнесла магистресса. — Я пришла вернуть свое.
Воин пожал плечами, подкинул клинок в воздух, в который раз проверяя и без того идеальный баланс. Поймал; рукоять, как влитая, легла ему в ладонь, и Левре легко вогнал кинжал обратно в ножны.
— Ну, значит, не зря, — неожиданно насмешливо фыркнул Кордак. Кивнул на мертвого Стельва. — Было бы обидно просто так прикончить союзника.

Отуран был тих, Отуран истекал ядом и ложью иллюзий — оно запустило внутрь свои корни и разворотило сердцевину.
Ворота были выломаны — как во сне; Хараш не стала задерживаться, она шла напролом, как учуявшая кровавый след гончая. Предательство, погубившее Аларика, превратило ее в осколок льда, в острие стали, способное лишь на одно действие — убивать.
На полшага впереди скользил верный Левре, зорко оглядывая темноту залов. Факелы уже догорели — магистресса мимолетно махнула рукой, рассылая магическое пламя, голубыми отсветами заплясавшее на стенах.
Память, вернувшаяся из видения, скалила зубы.
Они прошли весь первый ярус, переступая через еще не остывшие тела воинов Саар-То, которых сгубила жадность их командиров. Может быть, плохо, что в тевинтерских дивизионах учат лишь повиноваться приказам и никогда не оспаривать их?..
Завеса была тонкой, как пленка на вскипевшем молоке; смерть взвесью отравляла воздух — достаточно, чтобы призвать Тень.
Пальцы Хараш пробежались по вшитым в плащ рунам, взывая к чарам ограждения.
Они молчали, и лишь Кордак подхватил со стены факел, чиркнул огнивом — осторожность не позволяла воину полностью положиться на чужую магию. Сдавленно и тяжело дышал Танор, побелевшими ручонками вцепившись в поясную сумку телохранителя, словно пытаясь найти в нем опору.
Но сыновей Тевинтера с детства приучают к крови. И отучают от слез.
Переступив через сломанную печать врат, Хараш осторожно шагнула по ступеням, ведущим на второй ярус.
Тень смеялась и шептала: хочешь узнать, как все случилось?
Магистресса не хотела.
Кордак, миновавший одну из дверей, внезапно застыл и вскинул руку. И тут же скользнул в сторону, увлекая за собой Танора, прикрывая его собой. Следом мгновенно среагировал Левре — беззвучным пружинистым шагом подобрался к двери, на миг замер, вслушиваясь и, кажется, даже не дыша.
Неторопливо и аккуратно, не издав ни единого звука, приоткрыл створку.
И на внезапном выдохе бросился вперед.
Хараш вбежала следом, напрочь забыв о том, как Кордак когда-то учил ее не открываться потенциальному удару. Сила вскипела на кончиках пальцев — живая, злая, смертоносная сила — выплеснулась обжигающим комком огня, рванулась вперед, сметая все на своем пути, так, что даже оплавились плиты пола.
Словно хрупкую слюду, разбивая вдребезги магический щит-барьер, о который всего мгновение назад бессильно звякнул метательный нож Левре.
И мучительный, исполненный невыносимой боли крик Геторма показался Хараш ничуть не хуже той песни, что звенела в сильверите.
Пламя жадно глодало кости.
Женщина бесстрастно смотрела на корчащееся в судорогах тело и воскрешала в памяти каждую секунду сна-видения. Они получают по заслугам. Каждый из них. До последней капли крови. До последнего стона.
Геторм был еще жив, когда она опустилась рядом с ним на колени.
— Где Эскар? — процедила Хараш, и пламя капало с ее пальцев, прожигая чужую плоть. — Отвечай, мразь! Эскар Хелатон, где он?
Но маг уже не мог говорить.
Магистресса поднялась на ноги, еще секунду смотрела на обуглившееся тело — огонь Тота беспощаден ко всему. О, будь у нее время и возможность, она бы придумала для предателей гораздо более жестокую пытку, вечную боль, вечное безумие, которое только способен воссоздать мастер магии духа.
…Ты немного опоздала с безумием, Хараш.
Иллюзии поглотили их раньше.
— Идем, — глухо приказала магистресса.

Они прошли еще один коридор, ориентируясь больше на количество трупов на плитах, чем зная, куда идти. Указательные руны стерлись от времени, а плана крепости не знал никто, так что приходилось ступать, вслушиваясь в каждое дуновение воздуха.
Спустя пролет Кордак остановился.
— Левре, — негромко позвал он. — Смени меня, я пойду впереди. Я слышал про Эскара, он хороший мечник. От меня будет больше проку.
Левре, мастер метательных ножей, лишь пожал плечами. Но спорить не стал, скользнул на место напарника, прикрывая собой с трудом бредущего Танора. Недавно Хараш дала тому один из эликсиров, восстанавливающих силы, но ребенок все равно с трудом держался на ногах после их безумного забега.
Ничего, осталось немного.
— Скоро третий ярус, — предупредил Кордак, чуть приподнимая факел. — Госпожа… что если Эскар покинул Отуран?
Хараш мотнула головой.
— Нет, он здесь. Доспех его не отпустит.
…Где ты, тягучая песня-музыка сильверита? Позови меня, ну же, позови к себе, ведь это я создала тебя, я вплела тебя в переливы огня и стали; разве ты не хочешь позвать меня?..
Тень хлестала в лицо и звенела торжествующим колоколом.
Ближе.
За третьим поворотом открывается еще одна галерея, заваленная трупами, — верный знак правильного пути.
Ближе.
Свернуть направо, затем еще два раза направо.
Ближе…
— Здесь, — коротко выдохнула магистресса.
Она знала эту дверь. Она помнила ее из сна-видения — эти два факела у стены, сейчас они уже погасли, но тогда горели ярко. Двое воинов с развороченной грудной клеткой — часовые, которые должны были стеречь сон командира.
Хараш пошатнулась. Она слишком хорошо знала, что увидит внутри.
…Бездна и боги.

Дверь едва держалась на петлях — Кордак вышиб ее одним ударом, бросился внутрь, сразу уходя в сторону от встречной атаки. Мечи скрестились, запели злобно и яростно, словно бы под силу было стали воплотить в себе эмоции воинов.
Эскар Хелатон на самом деле был одним из лучших мечников Минратоуса.
Эскар Хелатон, надевший броню Джаггернаута, был практически неуязвимым.
Кордак отступал к центру комнаты, едва успевая отражать атаки — казалось, что в офицера вселился дух, не знающий ни усталости, ни пощады. Не выдержав, сорвался с места и бросился в бой Левре, отвлекая на себя внимание противника и давая крошечную передышку напарнику. Но сильверит, пропитанный лириумом, был неуязвим против обычной стали, и лезвия клинков лишь бессильно соскальзывали по сверкающим доспехам.
Хараш, застывшая в дверях, не в силах двинуться с места, смотрела на распростершееся на полу тело.
Она узнала бы его из тысячи.
Она до последнего мгновения не переставала надеяться, что все это окажется лишь фантазией Тени, очередной ее иллюзией.
Но смерть не была иллюзией.
Душа, казалось, разбилась на тысячи глиняных черепков, присыпанных золой и пеплом; женщина хотела бы кричать, но воспитание вытравило из нее эмоции; она хотела бы плакать, но аристократам не положены слезы. И когда ничего не осталось — ни боли, ни слез — им на смену пришла пустота.
Медленно, невообразимо медленно магистресса Хараш перевела взгляд на Эскара, легко, словно играючи, отражавшего удары ее телохранителей.
Неимоверным усилием воли она заставила себя вспомнить, что это значит — быть магом Тевинтерской Империи.
И пепел в ее груди перетек в ледяную сталь.
Демоны, заключенные в сильверит брони, ограждали владельца от любой враждебной магии, и даже чары Хараш ничего не могли с этим поделать. Но в конце концов, это она создала доспех Джаггернаута.
Это она принесла жертву Древним Богам и обуздала Тень.
Магия кипела вокруг, взрывалась искрами и обжигала гортань. Хараш потянулась к своим печатям, к силе-и-воле — она видела их так отчетливо, как будто бы они лежали перед ней, ожидая приказа. Это были надежные печати — никогда не стоит недооценивать демонов и их возможности.
…Освобождаю.
Эскар скорчился и захрипел от боли, выронив меч, — Тень рухнула на него, Тень пожирала его изнутри, как кислота, изголодавшиеся твари рвали его плоть на части в отместку за продолжительное пленение. Ничто больше не удерживало демонов — ни огонь, ни сталь, и они забирали свое.
В конце концов, им не было разницы, кого убивать.
— Хараш…
Их взгляды встретились, но в глазах женщины не было ни ненависти, ни удовлетворения, лишь один лед, словно все до конца выжгло за эти долгие девять дней пути. И Эскар Хелатон, в последние минуты жизни ощутивший, как уходит из его разума пьянящее, обволакивающее безумие, вдруг с отчаянием и беспросветной виной осознал, что они совершили.
Рухнул на колени, давясь собственной кровью, но Тень уже рассеивалась, сытая и довольная, утекала прочь. Неимоверным усилием поднял голову, ища Хараш — это было очень важно, очень нужно, именно сейчас, пока еще не поздно…
— Архонт, — прохрипел Эскар. — По приказу Архонта… Сенат… все знает.
Магистресса равнодушно пожала плечами.
— Они умрут следом.
Закованная в латную перчатку рука бессильно мазнула по подолу ее плаща — на большее у Эскара уже не оставалось сил.
— Варвары идут сюда… — на последнем свистящем выдохе просипел офицер. — Крепость… окружена. Бегите отсюда… Беги…
Первым опомнился Левре.
Буркнув что-то зажимавшему раненый бок Кордаку, воин бросился наружу, уже даже не заботясь о незаметности. Хараш отрешенно слушала, как затихают снаружи его шаги, потом отвернулась от мертвого Эскара и опустилась на колени рядом с телом Аларика. Кусая губы, перевернула его на спину, отвела слипшиеся от крови волосы со лба.
…Моя вина. Это моя вина.
Но все, кто причастны к ней, осуждены и умрут.

Хараш не умела плакать, и боль в ней была послушная и прирученная, подконтрольная стальной воле. Но сейчас ей казалось, что всю ее заполнила пустота, тихая и давящая — словно это не Аларик, а она на самом деле умерла тогда и сейчас смотрит со стороны на оставленную за спиной жизнь.
…Наделенным властью запрещено любить, ибо их любовь приносит лишь гибель. Как ты могла забыть про эту истину?
…Как ты осмелилась надеяться, что сумеешь ее обмануть?
Рядом замер Танор, испуганно глядя на отца: трупное разложение уже коснулось тела, и Хараш почти физически чувствовала, как дрожит ребенок. Время выточило бы из него острый клинок, не подверженный мимолетным эмоциям, но сейчас мальчик был еще слишком мал, слишком рано было для него видеть подобное.
Магистресса рывком поднялась на ноги, подтолкнула Танора к выходу.
— Подожди снаружи с Кордаком. Где Левре?
— Здесь, — телохранитель, тяжело дыша, вбежал в комнату, рвано выдохнул, запустив пятерню себе в волосы. — Кажется, у нас крупные проблемы.
Кордак, поморщившись от боли, зубами затянул жгут, останавливая кровь. Вопросительно взглянул на Левре.
— Так этот собачий сын не врал? Варвары?
Воин сумрачно кивнул.
— Они пришли с юго-запада, видимо, поэтому мы с ними не столкнулись. Но сейчас уже поздно — крепость окружена со всех сторон. Я выглянул за парапет — проскользнуть без боя будет невозможно.
Он замолчал, и Хараш вдруг с неожиданной четкостью поняла, что этот бой будет иметь только один итог. Заставила себя встряхнуться.
— Мы все еще можем спрятаться здесь, дождаться, пока они уйдут. Я сумею укрыть нас от шаманов Клейна, а едва они снимут лагерь, мы уйдем…
Кордак тяжело качнул головой.
— Сожалею, госпожа. Но хасинды не бросают крепостей, в которых распахнуты двери. Печать сломана, и вход для них открыт. Они не успокоятся, пока не заглянут в каждый закуток — это же стервятники и падальщики, они разроют здесь все, ища тевинтерские «богатства».
Повисла тишина.
И лишь спустя минуту Танор негромко спросил:
— Мы умрем, да? Как отец?
Тень смеялась. Тень шептала: разве я была неправа? Разве я хоть раз обманывала тебя в твоих видениях?
Хараш скрипнула зубами.
В ней вдруг пробудилась злость, уже казалось было потухшая навеки, погребенная под слоем пепла, она колючими искрами пробежалась по венам, заставляя сердце забиться чуть быстрее, полыхнула пронзительно-голубым огнем на кончиках пальцев.
Женщина стиснула кулаки.
— Я так не думаю.
Ни один магистр не справится с многотысячной армией в одиночку, даже Архонт, даже весь Сенат. Но кое-что она вполне была в состоянии сделать.
Кровь закапала из рассеченной ладони — Хараш вновь платила своей и вновь взывала к Андоралу, потому что лишь Владыке Рабов и Цепей было подвластно вечное пленение. На меньшее магистресса не соглашалась.
Тень бесновалась. Тень, едва избавившаяся от оков сильверита, не хотела подчиняться.
Но Хараш не было дела до ее желаний.
Она слышала, как сдавленно выругался Кордак, отшатнувшись к стене, как дернулся от неожиданности Левре, оттаскивая подальше остолбеневшего от страха Танора, когда мертвый Эскар Хелатон медленно, словно нехотя, поднялся на ноги, не обращая никакого внимания на текущую по его лицу кровь.
И в его глазах была лишь пустота и пыль.
И смерть.
— Оставь нагрудник здесь, — ровно приказала Хараш. — Найди еще двоих. Разделите броню и спрячьте, чтобы никто не сумел отыскать. А коли отыщет, сделайте так, чтобы он уже не смог ею воспользоваться.
Никто и никогда не получит ее.

В полном молчании она смотрела, как тот-кто-раньше-был-Эскаром снимает нагрудник, орошенный равно кровью врагов и обоих своих единственных владельцев, и деревянно-чеканным, нечеловечески ровным шагом выходит из комнаты, будучи не в состоянии противиться чужой силе.
Гордыня вела его, Гордыня, что его погубила, запечатанная в мертвом теле. Демон, волей Хараш обреченный существовать в облике человека.
Женщина прикрыла глаза, отдаваясь течению Тени.
Вот поднимается с плит обгорелый труп того-кто-раньше-был-Гетормом; Желание течет по его венам и сокращает мышцы.
Вот неловко встает на ноги тот-кто-раньше-был-Стельвом — и Гнев струится из кожных пор, из мертвых, вытекших глазниц.
…Приказ будет исполнен. Доспех был предназначен лишь одному человеку, но теперь не достанется никому.
Хараш тяжело выдохнула, согнулась пополам, жадно глотая воздух. Ныла ладонь; чары призыва такого масштаба должен проводить целый отряд магов, но никак ни один, потому что на это уходят едва ли не все силы.
Потому что одной толики сомнения достаточно, чтобы Тень вырвалась из-под контроля, выплеснулась в мир, растерзала всех, кто стоит рядом.
Но Хараш разучилась сомневаться.
— Госпожа? — тихо окликнул ее Кордак.
— Уходите, — пробормотала магистресса. — Ты и Левре. Уходите, у вас может получиться ускользнуть от варваров в одиночку. Или сдайтесь в плен, а потом бегите — они ценят доблесть и умелых воинов.
…Но всегда убивают магов без пощады.
Отвернувшись, она не видела, как Левре переглянулся с Кордаком. И, шагнув ближе, осторожно тронул ее за плечо.
— Мы присягали, монна.
— Так что не думайте, что так легко от нас избавитесь, — насмешливо сообщил Кордак. Чуть склонил голову, коснулся правым кулаком груди, отдавая старинный салют чести. — Что мы можем сделать? Выиграть время?
Хараш смотрела на тех, кто предпочел всему верность, и ощущала, как огонь в ее крови разгорается сильнее.
Архонт, сыгравший на подлости, Сенат, изощрявшийся в предательстве, что вы можете противопоставить такому?
Если бы она могла, она бы одарила их всеми сокровищами, что у нее были там, в далеком Минратоусе, она бы возвела их из рабов в ранг командующих — но сейчас все это было пустым и не имело никакого значения.
— Я заберу доспех ниже, на третий ярус, — произнесла Хараш. — Запечатаю двери магией, но на это нужно время. Если вы сумеете удержать второй ярус хотя бы пару часов, этого будет более чем достаточно.
Левре кивнул. С ухмылкой подбросил один из метательных ножей.
— Достойный вызов, моя монна.
— Достойный, — эхом отозвался Кордак. — Мы удержим.
Хараш смотрела, как они уходили вдвоем, словно навсегда врезаясь в память, на свой последний бой, из которого было невозможно вернуться, из которого они не даже собирались возвращаться, и пыталась понять, чувствовали ли они то, что все закончится именно так, еще когда садились на коней в Минратоусе…
Все это казалось таким несравненно далеким.

— Мама? — тихо произнес Танор.
Хараш встряхнулась, с усилием подхватила нагрудник — сильверит был сравнительно легким металлом, но все равно предназначался для воина, а не для мага-аристократа, никогда не носившего доспехов.
Нельзя было терять времени: неизвестно, сколько продержатся Левре и Кордак.
— Идем, — магистресса сжала руку сына, торопливо потянула его к выходу. — Идем, нам надо спуститься ниже.
Танор не успевал за ее шагом, ему приходилось то и дело переходить на бег; он тяжело и хрипло дышал, но все равно пытался не отставать.
— А если ты закроешь дверь, как мы потом сумеем выйти?
«Вопрос не в том, как, — мрачно подумалось Хараш. — Вопрос в том, когда».
Печать-на-крови закроет створки третьего яруса, как некогда магистры опечатали Отуран, оградив его от хасиндских шаманов. Но если армия Клейна остановится в крепости надолго, то им грозит неминуемая гибель от голода и жажды. Потому что даже Тень не способна питать живое тело, потому что ни один эликсир и зелье не заменит настоящей пищи.
Хараш не хотела умирать так.
— Мы уснем, — негромко пообещала она, чуть сжимая маленькую ладошку сына. — Мы уснем, а потом проснемся, когда все закончится. Я спою тебе песню, Танор, и ты будешь видеть только хорошие сны.
Она никогда не пела ему колыбельных. Наверное, она была не лучшей матерью.
Но было уже поздно это исправлять.
— А что это… за песня? — на бегу, но очень серьезно спросил мальчик. И Хараш так же серьезно ответила:
— Утенера.

Это были древние чары, дошедшие в Тевинтер из покоренного Арлатана, и даже магистры толком не понимали, как они работают и избегали использовать эти знания. Хараш когда-то давно читала покрытые пылью манускрипты, и этот ритуал вплавился ей в память, но даже она, уверенная в своей силе, не решалась опробовать его.
Но сейчас у нее не оставалось выбора.
Нижний ярус был криптой, могильником для павших воинов, и любой маг прочел бы в этом открытый знак. Но останавливаться было нельзя.
Где-то там сражались из последних сил Левре и Кордак.
Задыхаясь от усталости, Хараш и Танор вбежали в последний зал. Женщина добралась до могильного пьедестала, с усилием втащила на него сильверитовый нагрудник. Песня его теперь уже не радовала слух, а, словно назойливый рой, зудела в ушах, и магистресса лишь морщилась от невольного раздражения.
…Где я ошиблась, Аларик? Где я ошиблась?
— Пора, Танор, — выдохнула Хараш, оборачиваясь. — Ложись сюда.
Саркофаги стояли открытыми, их так и не успели использовать по назначению.
Мальчик послушно забрался внутрь, поежившись, вытянулся на каменном ложе. Он казался таким маленьким и хрупким, что у магистрессы на мгновение защемило сердце. Но это была секунда слабости, а слабость была непозволительна.
И Хараш лишь поощрительно кивнула и коснулась дрогнувшей рукой лба сына.
…Первая руна.
Водой и холодом оплетает Тень, древностью леса сочится изо всех щелей, и эта сила, чуждая, незнакомая, непонятная сила втекает в вены. И Хараш начинает петь — странные, незнакомые слова на уже исчезнувшем языке; они придают форму воде и ограняют холод.
…Вторая руна.
Танор закрыл глаза. Дыхание его постепенно выровнялось и замедлилось, как при очень глубоком сне.
Хараш пела.
Вода рассекает плиты снаружи, просачивается сквозь камень, наполняет выемку. Холод превращается в кувшин — его не разбить, не сломать, потому что чары древнее, чем сама эта крепость, создали его.
…Третья руна.
Пошатнувшись, магистресса поднялась с колен, взглянула на сына. Танор спал, и лицо его было строгим и бледным, каким-то исхудавшим, словно разом потерявшим все краски жизни. Но это был сон, а не смерть, а значит, у них все еще был шанс.
Время истекало. Хараш с усилием обеими руками захлопнула тяжелые створки ворот, навалившись на них всем телом — ей показалось, что эхо разлетелось по всему Отурану. Лязгнули засовы, но этого было недостаточно, печати надо было укрепить магией крови, как сделали первые пришедшие сюда маги.
Самая надежная жертва.
Тень нервничала и металась. И даже кровь, послушно стекавшая из рассеченных запястий, не могла ее успокоить.
Это было… неправильно.
Хараш стиснула зубы, вычерчивая окровавленным кинжалом знаки на створках врат; что-то было не так, что-то шло вразлад — немного, самую малость, словно ее магии мешало нечто чужое, стороннее, не приемлющее ее чар.
И там, где печати должен был замкнуть огонь, руны покрылись инеем.
И там, где кровь должна была высветить знаки, корка льда скрыла их ото взгляда.
…Вода и холод.
Пошатнувшись, магистресса упала на колени и лишь спустя минуту с трудом заставила себя подняться на ноги. Силы утекали из нее вместе с кровью, привычная и подвластная Тень уже не клубилась рядом — вместо нее в вены затекало что-то совсем другое, чему Хараш не знала ни имени, ни меры, но это другое было намного сильнее, это другое было словно пробудившимся сном, зовущим обратно в сон.
Спотыкаясь на каждом шагу, женщина с усилием добралась до саркофага, где она оставила сильверитовый нагрудник. Ей показалось, что и он уже покрылся льдом.
Хараш заставила себя улечься в каменный гроб, не чувствуя ни холода, ни боли — лишь какое-то тупое онемение. С трудом сосредоточилась на том, чтобы вновь вызвать в памяти древние слова Утенеры.
…Первая руна.
Они заснут сейчас и проснутся через год, да, пусть это будет год — достаточное время для того, чтобы варвары Клейна покинули эти места или были стерты с лица земли подоспевшими дивизионами Империи. Она разбудит Танора, и они вместе вернутся в Минратоус, где никто из Сената не ожидает их появления, и этого будет достаточно, чтобы нанести удар и вернуть долг сполна — и за нее, и за Аларика.
…Вторая руна.
Ведь именно это подразумевал ритуал, не правда ли? Сон вместо смерти, сон, из которого можно вернуться обратно, а иначе какой в этом смысл? И только странно, что его придумали эльфы… Может быть, в этом все и дело, что его придумали эльфы? Или, может быть, это магия крови вызывает подобный диссонанс — магия крови плохо соседствует с силами природы, с силами жизни…
Или это все сильверит — сколько уже намешано в этой броне Джаггернаута, сколько ужаса и смерти успела впитать она, что даже Тень не хочет связываться с этим…
Это был не лучший подарок, Аларик, прости.
…Третья руна.